Всемирный экономический форум: конспирология и реальность

Мало какая международная организация вызывает столько споров, как Всемирный экономический форум (ВЭФ), наиболее известный благодаря ежегодным конференциям в Давосе. Участие в них принимают представители правительств, компаний и академического сообщества со всего мира. За свою более чем 50-летнюю историю на полях этого мероприятия успели выступить такие разные фигуры, как Генри Киссинджер, Нельсон Мандела, Жаир Болсонаро, Си Цзиньпин и даже Геннадий Зюганов. В этом году своей пламенной речью против коллективизма и этатизма отметился аргентинский президент-либертарианец Хавьер Милей. Несмотря на разнообразие выступающих и кажущуюся широкую представленность, ВЭФ регулярно подвергается критике как справа, так и слева, а вокруг этой организации уже сложилось множество мифов и городских легенд. Почему все так ненавидят Всемирный экономический форум? Разбираемся в нашем материале.

«Великая перезагрузка»

Традиционно Всемирный экономический форум подвергался критике со стороны анти-капиталистических и антиглобалистских сил. Если обратиться к западным и отечественным медиа соответствующего толка, то в них можно встретить пассажи вроде «сборища супер-богатых», обвинения в продвижении идей и принципов «неолиберализма», «рыночного фундаментализма», лоббировании интересов транснациональных корпораций, а также политик, способствующих изменению климата и росту экономического неравенства. Кроме того, ВЭФ регулярно достается за приглашение на форум политиков-лидеров авторитарных государств Азии, Ближнего Востока или постсоветского пространства. Практически ни одно из мероприятий Всемирного экономического форума не проходит без уличных выступлений. Например, в 2017 году сотни уйгур и тибетцев протестовали в Женеве и Берне против приезда в Давос лидера КНР Си Цзиньпина из-за репрессивной политики Китая в отношении этих народов.

С началом пандемии COVID-19 ВЭФ привлек внимание уже консервативных сил на Западе. Главным объектом ненависти в этих кругах стала предложенная форумом стратегия по борьбе с последствиями кризиса, вызванного коронавирусом — The Great Reset («Великая перезагрузка»). Несмотря на то, что документ представлял собой собрание традиционных предложений ВЭФ в более актуальной обертке, презентация доклада в то время, когда государства вводили беспрецедентные ограничения, породила волну конспирологии. Столь своеобразное грозное название инициативы вкупе со специфическим имиджем ее главного идеолога Клауса Шваба, противоречивой репутации ВЭФ, а также публичная поддержка положений стратегии со стороны известных леволиберальных политиков и сторонников жестких антиковидных мер — президента США Джо Байдена, премьера Канады Джастина Трюдо и главы правительства Новой Зеландии Джасинды Ардерн — дополнительно подливали масла в огонь. В поле зрения правых медиа и аудитории попало еще несколько историй вокруг ВЭФ. Так, в 2019 году Центр безопасности здоровья Джона Хопкинса, который занимается анализом политики в сфере здравоохранения, совместно с Фондом Билла и Мелинды Гейтс и Всемирным экономическим форумом провели симуляцию пандемии коронавирусной инфекции, ставшую известной как Event 201. Хотя этот аналитический центр регулярно проводит подобные исследования, например, оценивает готовность американского государства к гипотетическим чрезвычайным ситуациям вроде ядерной техногенной катастрофы, использования атомного оружия или эпидемии гриппа, контекст наступившей пандемии COVID-19 сыграл с этим проектом злую шутку. Примерно в это же время в сети завирусилось эссе датского политика Иды Окен Welcome to 2030. I own nothing, have no privacy, and life has never been better («Добро пожаловать в 2030 год. Я не владею ничем, у меня нет приватности и моя жизнь еще никогда не была так хороша»), которое та представила на панели Давосского форума еще в 2016 году. В нем автор рисует утопическую картину будущего с развитой шеринг-экономикой, всеобщей цифровизацией и экологичностью.

Как это обычно и случается с конспирологией, разрозненные факты сложились в головах людей в цельную картину, в которой объединение политиков и корпораций в лице Всемирного экономического форума под прикрытием искусственно созданной пандемии COVID-19 стремится установить Новый Мировой Порядок. В нем будут упразднены частная собственность, приватность и гражданские свободы.

Конечно, можно долго потешаться над «дремучими» и «глупыми» сторонниками теорий заговора, однако распространение конспирологии в период пандемии имело свои объективные причины — в условиях экономического кризиса, ввода невиданных по своим масштабам рестриктивных мер и провала многих государств в борьбе с болезнью произошло глобальное снижение доверия к публичным институтам, медиа и ученым, что создало благоприятную почву для популяризаторов таких взглядов. А это, в свою очередь, сыграло на руку политикам и медиа консервативного и антиглобалистского толка, у которых появился готовый образ врага, удобный для мобилизации электората в свою пользу. 

Однако это не значит, что к проектам Всемирного экономического форума не следует относиться критически.

Вера в большое и эффективное государство

Хотя назвать Всемирный экономический форум мировым правительством было бы явным преувеличением, это действительно не последняя по своей значимости международная организация, поскольку ее повестка отражает популярные взгляды в среде политиков, бюрократов и экспертов развитых западных стран — лиц, непосредственно участвующих в разработке и реализации государственных политик. Постараемся их обобщить.

Магистральная идея «Великой перезагрузки» и других работ Клауса Шваба и Всемирного экономического форума — построение институциональной системы, то есть определенного правового порядка, который автор называет «капитализмом стейкхолдеров» или «капитализмом всех заинтересованных сторон». Такой вид рыночного порядка противопоставляется «акционерному капитализму», где главной функцией фирм является максимизация прибыли, а так же госкапитализму. Капитализм стейкхолдеров предполагает, что экономическая политика должна вырабатываться путем взаимодействия друг с другом трех сторон: государства, частных фирм и гражданских организаций — профсоюзов, НКО и политических партий. Обосновывается это стремлением к обеспечению устойчивого экономического роста, большего социального равенства и защите климата.

Несмотря на громкие заголовки и лозунги о «великой перезагрузке» мировой системы, Шваб и компания не предлагают ничего нового — в политэкономии такой тип рыночной экономики называется корпоративизмом. Политолог Питер Катценштайн описывает корпоративистский капитализм как треугольник из уже упомянутых заинтересованных сторон, — бюрократии, бизнеса и общественных организаций — в котором путем переговоров и торга рождается компромиссная государственная экономическая политика. Происходит это в условиях политической конкуренции и развитой партийной системы, где политические объединения являются выразителями разных групп интересов. Такой институциональный порядок характерен для стран Западной Европы, где после тяжелых потрясений первой половины XX века политические элиты сделали выбор в пользу построения институциональной системы, которая позволяла бы вырабатывать более консенсусные решения, не провоцировать острые политические кризисы и не повторять ошибок прошлого. С одной стороны, корпоративистский капитализм относительно неплохо справляется со своей основной функцией — обеспечением стабильного механизма принятия коллективных решений, предотвращением общественных кризисов и скатыванием европейских стран обратно в авторитаризм. С другой стороны, по сравнению с теми же англосаксонскими странами, капитализм в европейских государствах менее свободный именно из-за корпоративизма, поскольку их экономическая политика во многом выражает интересы больших иерархизированных структур. Политические партии в такой системе оказываются лоббистами разных государственных ведомств, крупных национальных компаний и профсоюзов. Это выражается в серьезной зарегулированности экономики, высоких налогах, раздутости бюрократического аппарата, а значит и низких темпах экономического роста. Политэкономист Сэмюэль Грегг указывает и на другие проблемы подобного порядка — корпоративизм способствует цементированию политической конкуренции, а также формированию патрон-клиентских связей между крупным бизнесом и государством, проще говоря — коррупции. Аутсайдерами в таком случае оказываются несистемные партии, сторонники немейнстримных взглядов, а также молодые предприниматели без налаженных связей в политике.

Следующий важный элемент повестки Всемирного экономического форума — технократия — вера в то, что решение общественных проблем следует отдать на откуп специалистам — обезличенной и деполитизированной бюрократии, которая с помощью современных технологий и прогрессивных подходов намного лучше справится с подобными задачами, чем демократически избранные политики или рыночные механизмы. Это хорошо прослеживается по позитивному отношению ВЭФ к таким наднациональным структурам, как Евросоюз или ООН, где главенствующую роль играет не подотчетный напрямую гражданам чиновничий аппарат.

Технократический подход встречается и в конкретных инициативах, поддерживаемых форумом, например, «15-минутного города». Главные цели этой градостроительной концепции — снижение выбросов CO2 для борьбы с глобальным изменением климата, обеспечение социального равенства и повышение уровня жизни людей. Достичь этого предполагается путем зонирования городов на районы, в границах которых будет доступна вся социальная и экономическая инфраструктура в пешеходной доступности, чтобы мотивировать людей отказываться от личного автомобильного транспорта в пользу общественного или велосипедов, обеспечить более равномерную плотность населения и равное распределение благ. Урбанист и автор блога an_archist Антон Андреев в своем разборе этой инициативы обращает внимание, что вопреки декларации ее авторов приверженности идеям децентрализации и вовлечения жителей в развитие общественных пространств, реализация этого плана наоборот потребует колоссального вмешательства государства: централизованного планирования городского пространства, регулирования работы частного бизнеса, а значит и значительного перераспределения ресурсов. Реализация отдельных положений «15-минутного города» уже вызвала противоречивую реакцию общества и экспертов. Например, в феврале 2023 года в Оксфорде прошли протесты местных жителей против введения ограничений на личный транспорт. Экономист и старший научный сотрудник Института чартерных городов Мэтью МакКартни критикует сторонников этой градостроительной концепции за их непонимание главной функции любого города — служить экономическим центром и генерировать рабочие места. Решения в рамках этой стратегии, направленные на регулирование мобильности жителей и деятельности предпринимателей, лишь снизят число доступных мест для горожан и лишь усугубят неравенство в обществе.

Идеи и интересы

Корпоративизм и технократия — две магистральные идеи, пронизывающие все предложения Всемирного экономического форума. Не следует искать за этим грандиозного скрытого плана — реальность, как это обычно и бывает в жизни, намного скучнее и лежит на поверхности. Если основные лица и спикеры организации являются чиновниками, политиками или государственными экспертами, то и решения любых глобальных проблем от изменения климата до неравенства они будут предлагать соответствующие — отдать побольше полномочий и бюджетов бюрократическим структурам и минимизировать контроль со стороны общества. А вот идеи свободы — ставка на рыночную экономику, конкуренцию и низовые частные инициативы — окажутся не в почете.

Александр Бочаров — редактор журнала «Фронда», автор телеграм-канала «Политфак на связи».