В декабре 2025 года исполнилось 200 лет со дня восстания декабристов. Пик интереса к этому историческому событию ожидаемо пришелся на 14 декабря. Однако, строго говоря, подлинная дата годовщины выступления на Сенатской площади приходится на день публикации этого текста — 26 декабря, поскольку в XIX веке Россия жила по юлианскому календарю, а в XXI — по григорианскому. Не стоит забывать и о втором эпизоде декабристского восстания — выступлении Черниговского полка в Киевской губернии, которое длилось с 29 декабря по 3 января по старому стилю или с 10 по 15 января по новому. Так что особо рьяные любители исторических дат могут отмечать юбилей вплоть до середины следующего месяца.
О декабристах можно говорить в самых разных плоскостях. Ко второй половине советского периода, когда отмечался 150-летний юбилей восстания, сложился своеобразный «канон» тем, которые считались первоочередными в разговоре о декабристах. Социально-политическая ситуация в России первой четверти XIX века. Дворянский быт и культура эпохи. Анализ программных документов Северного и Южного обществ. Ход событий 1825 года и последующее следствие. Жизнь декабристов и их семей в сибирской ссылке. Биографии отдельных участников движения. В постсоветский период, особенно начиная с 2010-х годов, круг тем, обсуждаемых в публичном поле в связи с декабристами, заметно расширился.
В этой статье я постараюсь показать три измерения, в которых разговор о декабристах, как мне кажется, по-прежнему остается наиболее продуктивным: декабристы как объекты политики памяти; декабристы как первые русские националисты и республиканцы; и, наконец, декабристы как представители транснационального революционного «духа времени» своей эпохи.
Исторический миф
Общий рост интереса к исследованиям политики памяти в России не обошел стороной и декабристский сюжет. Например, на сайте «Арзамас» в рамках тематического курса уже давно опубликован материал о восприятии декабристов в разные исторические эпохи — от дореволюционной оппозиционной среды до позднего СССР. Недавняя статья в Forbes продлила эти наблюдения вплоть до современного периода. О советском измерении памяти о «героях 1825 года» в контексте двух юбилеев — 100-летнего в 1925 году и 150-летнего в 1975 году — также писал историк Александр Фокин на канале USSResearch.
Если кратко, декабристы долгое время являлись кумирами прогрессистских — либеральных и социалистических — критиков царского режима, а героями государственного официоза стали еще при Временном правительстве. В первые два десятилетия советской власти шли оживленные споры о том, кем их следует считать: ограниченными либералами или революционерами — предшественниками большевиков. В конечном итоге победила последняя точка зрения, которая и была закреплена в качестве официального исторического канона.
В эпоху «застоя» декабристы парадоксальным образом оказались востребованы одновременно и государственной пропагандой, и диссидентской средой. Последняя через образы дворян и офицеров, находившихся в оппозиции к самодержавию, демонстрировала своего рода «фигу в кармане» уже по отношению к советской власти.
В современной России, вопреки распространенным стереотипам, существует заметный плюрализм в оценках исторических событий, по крайней мере если речь не идет о Второй мировой войне. Это в полной мере относится и к интерпретациям событий 1825 года. Для большинства представителей либерального и «красного» спектра декабристы по-прежнему остаются положительными фигурами. В высказываниях официальных лиц можно встретить как резко негативные оценки, так и более взвешенные трактовки, признающие патриотизм и прогрессивность восставших, но критикующие их революционную деятельность как потенциально ведущую к гражданской войне.
К последнему подходу, пожалуй, близок сценарий нашумевшего фильма «Союз спасения» от Первого канала. В духе «системного» либерализма он пытается уравнять декабристов и Николая I в их благородном стремлении реформировать Россию — при одновременной готовности прибегнуть к насилию ради достижения этих целей.
Первые русские националисты и республиканцы
«Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию…» — в советские годы эта ленинская цитата служила ключевой формулой, определявшей декабристов как родоначальников российского революционного движения. Однако в первой четверти XXI века в публичном дискурсе появились альтернативные точки зрения, предлагающие рассматривать декабристов не только и не столько как революционеров, сколько как зачинателей или продолжателей иных идейных традиций.
Актуализация темы русского национализма и ее осмысление в исторической перспективе, начиная с 2000-х годов, привели ряд исследователей к интерпретации декабристов как одних из первых представителей этого идеологического течения. На эту тему высказывались историк Алексей Миллер в статье «История понятия “нация” в России», авторы коллективной монографии «Патриотизм и национализм как факторы российской истории (конец XVIII в. – 1991 г.)», историк Сергей Сергеев в книге «Русская нация, или Рассказ об истории ее отсутствия», а также философ Андрей Тесля в книге «Истинно русские люди. История русского национализма».
Примечательно, что первые планы цареубийства в рамках так называемого «Московского заговора» 1817 года возникли у членов «Союза спасения» как реакция на слухи о намерении Александра I расширить Царство Польское вплоть до границ 1772 года — то есть посягнуть на земли, которые в представлении русских дворян принадлежали России. Хотя впоследствии декабристы допускали независимость Польши, ее границы, по их замыслам, должны были быть «благоудобны» для России.
Все прочие территории автор «Русской Правды» Павел Пестель намеревался унифицировать в рамках унитарного государства, где все народы были бы обязаны либо ассимилироваться в русскую нацию, либо оказаться изгнанными. Горские народы Кавказа он предлагал разделить на «мирных» и «буйных», с последующим раздроблением и принудительным переселением последних во внутренние районы страны. Евреев же предполагалось сделать авангардом революционной войны против Турции, чтобы они отвоевали собственное государство в Малой Азии и переселились туда, подальше от России.
Федеративная «Конституция» Никиты Муравьева была менее радикальной в конкретных вопросах национального строительства, однако также подразумевала создание русской политической нации как субъектного сообщества юридически равных между собой граждан.
В конце 2010-х годов одновременно с русским национализмом и либертарианством в моду среди правых интеллектуалов вошла еще и такая «кабинетная идеология», как республиканизм, благо зачастую эти три идейных направления не противоречили, а взаимодополняли друг друга. Декабристы оказались в центре внимания и некоторых исследователей республиканской традиции, в частности историка Натальи Потаповой и политического философа Дмитрия Плотникова. Их прежде всего интересовало влияние античных авторов на мировоззрение декабристов и транслируемые ими идеалы: гражданскую добродетель, политическое участие, понимание свободы как отсутствия господства другого. Эти представления уходили корнями еще в предыдущее, отцовское поколение эпохи Екатерины II, когда республиканизм еще не воспринимался как антоним монархии и скорее обозначал набор этических и поведенческих норм знатного человека, ориентированного на общественную пользу.
«Дух времени»
Россия никогда не существовала в изоляции от остального мира. Напротив, она всегда была частью мировой истории, и декабристы в этом смысле не исключение. Их восстание — лишь один из эпизодов широкой революционной волны 1820-х годов.
В 1820–1821 годах современники стали свидетелями аж пяти революций в странах Южной Европы: Испании, Португалии, Неаполе, Пьемонте и Греции. В первых четырех случаях восстания подняли молодые офицеры, которые состояли в тайных обществах и намеревались учредить конституционные монархии. В Греции восставшие члены тайных обществ ставили своей целью не либерализацию Османской империи, а национальное освобождение от иноземного владычества.
Кроме того, в 1820 году во Франции бонапартист убил потенциального наследника престола — герцога Беррийского, а в Великобритании был раскрыт «Заговор на улице Катона», участники которого намеревались уничтожить весь кабинет министров. И будущие декабристы, и их будущие противники существовали в общеевропейской политической атмосфере, где тайные общества, революционные офицеры, идеи конституционализма, национализма и цареубийства были частью актуальной политической реальности.
Уже упомянутая «Конституция» Никиты Муравьева часто сравнивается с Конституцией США: федеративное деление на 13 «держав», двухпалатный парламент, сильная исполнительная власть. Это обстоятельство естественным образом подталкивает к спекуляциям об исторических альтернативах: могла ли Россия в случае победы Северного общества пойти по пути англосаксонской Северной Америки?
В контексте 200-летнего юбилея некоторые авторы сформулировали вопрос иначе: а могла ли Россия в случае победы Южного общества пойти по пути Латинской Америки — с чередой военных переворотов, гражданских войн, сменяющих друг друга каудильо, нестабильными олигархическими режимами и клиентизмом? Так, автор канала Аргентинское Зарубежье указал на то, что декабристы пристально следили за ходом войн за независимость испанских колоний в Америке, симпатизировали тамошним революционерам и, вероятно, соотносили себя с ними. В ходе дискуссии, в которой приняли участие политологи Григорий Голосов, Александр Бочаров, Илья Дорханов и историк Вадим Мусин, были высказаны различные оценки правомерности подобной исторической аналогии. Обобщающий пост с изложением позиций сторон можно прочитать на «Стальном шлеме».
Кроме того, с подачи Вадима Мусина я позволил себе порассуждать, насколько сама по себе технология «государственного переворота» декабристов оказалась схожей с аналогичной технологией у ибероамериканских революционеров XIX века, именовавшейся Pronunciamiento. Если «классический» военный переворот до последнего момента подразумевает секретность с последующим внезапным и стремительным ударом по ключевым объектам, то Pronunciamiento описывается как публичное провозглашение несогласия с действиями текущего правительства и последующее ожидание перехода армии на свою сторону с добровольной капитуляцией власти. Декабристы выступили в полном соответствии с духом своих ибероамериканских современников, но Николай I оказался крепче, и восстание оказалось подавлено.
Несмотря на поражение, декабристы продолжают будоражить воображение публики и исследователей. Даже спустя 200 лет в их истории по-прежнему обнаруживаются новые грани и измерения.
Успейте забрать свой экземпляр второго номера «Фронды»
Что происходит с современной демократией, совместимы ли свобода и народовластие, исследования современной русской культуры — все это вы встретите на страницах нового номера нашего журнала. Спешите оформить заказ до конца этого года — тираж практически закончился.
«Стальной шлем» — канал об истории Нового и Новейшего времени.
