04.07.2025

Петр Ильин

Канье Уэст никогда не вызывал у меня теплых чувств, но нельзя отрицать его мощное влияние на мировую культуру. Однако в последние годы речь идет уже не столько о творчестве, сколько о необычных смысловых посланиях, которыми Канье заполняет публичное пространство. Фанаты его провокаций обычно приводят в их защиту аргумент о необходимости расширения узких рамок публичного высказывания, навязанных лево-либеральным дискурсом. Противники Уэста, напротив, упирают на недопустимость нарушения моральных табу, поскольку это ведет к нормализации взглядов и ценностей, которые они считают недопустимыми. Кто же прав?

Дисклеймер: в этой статье упоминается нацизм — редакция и автор материала не поддерживают и осуждают эту идеологию во всех ее проявлениях.

Этичность провокаций Уэста

На выходки Уэста можно смотреть по-разному — в зависимости от того, какой этики мы будем придерживаться. Как правило, различают два вида этики: деонтологию и консеквенциализм. Иногда в качестве третьего типа выделяют этику добродетели Аристотеля, но некоторые относят ее к одному из перечисленных направлений.

Что успел натворить Канье Уэст?

За последние годы известный американский рэпер неоднократно попадал в скандалы, связанные с обвинениями в антисемитизме и нацизме. В октябре 2022 года в разгар протестов Black Lives Matter он появился на публике в футболке с надписью “White Lives Matter” («Жизни белых важны»). В ответ на критику этого поступка в медиа рэпер опубликовал в соцсетях антисемитские посты, в которых обвинял «подпольную еврейскую медиа-мафию» в контроле над СМИ — это привело к блокировке его аккаунта в Твиттере и Инстаграме*. В декабре в эфире шоу Алекса Джонса Канье заявил, что «видит в Гитлере и хорошее» и выразил свои симпатии как к евреям, так и к нацистам. В тот же день он опубликовал в своем твиттер-аккаунте картинку, на которой звезда Давида была совмещена со свастикой — после чего рэпера снова заблокировали в этой соцсети. Провокации Уэста привели к разрыву контрактов с такими крупными брендами, как Adidas и Balenciaga. В 2023 году он извинился за свои слова. Однако уже в 2025 году Канье вновь оказался в центре внимания: рэпер опубликовал трек “Heil Hitler”, выпустил мерч с нацистской символикой и опубликовал новую серию постов в X, в которых назвал себя нацистом и сторонником Гитлера, а также снова обвиняя евреев в различных заговорах — что вылилось в очередную серию деплатформинга. Позже Уэст дал интервью Akademiks в костюме, напоминающем форму Ку-Клукс-Клана, и ожерельем в виде свастики.

С точки зрения консеквенциализма намерения человека не влияют на оценку этичности поступка. Тогда вопрос о мотивах Канье не имеет значения, и мы должны оценивать его деятельность исключительно по ее последствиям.

Для деонтологии же вопрос намерения является предметом обсуждения. С одной стороны, легко представить, что одно и то же этическое предписание — например, «не убий» — может выполняться с разными намерениями. С другой, деонтология предполагает строгое следование долгу — самостоятельному мотиву, неотделимому от любого поступка и совершаемого с этих позиций. Однако содержание этого мотива слишком абстрактно и не отвечает на вопрос о значимости целеполагания.

Наиболее значимы мотивы поступка в аристотелевской философии, поскольку они неотделимы от добродетелей — качеств, присущих человеку. Если мы предполагаем, что Канье сознательно стремится к тому, что он считает благом — расширению границ публичного высказывания, — это безусловный аргумент в пользу этичности его провокаций, даже если последствия его действий негативны. Однако можно вообразить и обратное: если действия Канье злонамеренны, но их последствия положительны — это повод оценить его поступки негативно.

Если говорить о последствиях — и это второе важное направление наших вступительных рассуждений, — они имеют ключевое значение в консеквенциализме, совершенно незначимы в деонтологии и важны в аристотелевской этике добродетели лишь постольку, поскольку способствуют добродетели. Здесь наши суждения могут быть менее гипотетичны, поскольку последствия поступка оценить куда проще, чем неявные намерения субъекта.

Не слишком ли его наци-эстетика антагонизирует общество, и не приобретает ли это все очертания культурной войны?

И здесь, судя по реакции в интернете, все не так круто. Мы не видим появления конструктивного диалога, в котором могли бы быть выработаны некие релевантные для обеих сторон аргументы. А качество дискуссии оставляет желать лучшего. Первые зигуют назло вторым, вторые — клеймят первых.

Авторитарная этика Канье Уэста

Насколько форма провокации способствует конструктивному обсуждению общественно значимых проблем? Ведь ее цель — вызвать эмоциональную реакцию, а в большинстве случаев это мешает спокойному, осмысленному диалогу.

С другой стороны, эмоциональный всплеск помогает достучаться до аудитории, прорваться сквозь инфошум и идеологическую ангажированность. А иногда — даже предъявить неопровержимое доказательство ложности той или иной позиции, как в случае диогеновского перформанса с ощипанным петухом, где последний олицетворял абсурдность платоновского определения человека как «двуногое без перьев».

Но для этого провокация должна иметь содержание — то есть не быть самоцелью. Если мы применим этот критерий к выходкам Канье, то не обнаружим в них содержательной составляющей. Провокация здесь становится самоцелью, акцент смещается на формальную сторону. В результате на первый план выходит эклектичная эстетика — безумный микс нацистской символики и рэп-субкультуры чернокожего населения США.

Вопрос о том, насколько это укрепляет или, напротив, подрывает нацизм, остается спорным. Некоторые спикеры, например, Михаил Светов, считают, что это способствует десакрализации нацизма — люди перестают относиться к табуированным символам и словам с прежней серьезностью.

Так, словенский философ Славой Жижек отмечал, что группа Rammstein, внешний имидж которой в значительной степени построен на игре с нацистской эстетикой, в действительности способствует ее десакрализации и подрыву изнутри — очищению символов от идеологического содержания.

Действительно, на уровне семиотики помещение нацистских символов в контекст эстетики чернокожих рэперов само по себе меняет их значение, вызывает комический эффект и превращает всю картину в откровенный фарс. Гитлер был бы шокирован тем, что чернокожие парни в меховых шубах прославляют его фамилию вперемешку с классическими атрибутами своей жизни — наркотиками, деньгами и «сучками».

Все это может способствовать как десакрализации нацистских символов, так и обесцениванию антифашистских ценностей, поскольку допускает иронию и даже цинизм по отношению к морально чувствительным темам.

Можно ли считать саму форму провокации, как и нонконформизм в целом, выражением этической добродетели? Или нонконформизм по своей природе этически нейтрален?

Если смотреть с точки зрения этики добродетели, где главное — это мотивы человека, то можно сказать, что нонконформизм сам по себе — это форма протеста или, если угодно, бунта.

Например, для Камю бунт — это позитивное явление: он противопоставлял его нигилизму как форме жизнеотрицания. Однако, признавая положительную сторону бунта как сущностного неприятия любой формы обезличивания, нельзя не отметить и его насильственный потенциал, а также опасность перерастания бунта в нигилизм и полное отрицание личности.

Если на ранней стадии бунта доминирует стремление к освобождению человека, то на этапе нигилизма — к его порабощению. Вторая интенция может сменить первую по мере ожесточения бунтаря, либо же они могут возникать независимо друг от друга.

Это во многом соответствует двум типам этики, которые описал Эрих Фромм. Гуманистическая этика ставит во главу угла человека, рассматривает разум и человеческое достоинство как высшие ценности. Авторитарная, напротив, стремится подчинить человека внешнему авторитету и требует иррационального поклонения.

В таком случае можно предположить, что на начальном этапе бунт соответствует гуманистической этике, тогда как авторитарная этика проявляется лишь на его деструктивной стадии.

Однако даже в своей деструктивной форме бунт, кажется, остается направленным против авторитетов — а это само по себе является чертой гуманистической этики. Это не бунт против разума как такового.

Протест Канье Уэста — это тот случай, когда бунт перерастает в нигилизм и начинает транслировать эмоции, свойственные авторитарной этике.

В образе и поступках Канье преобладают чувства ресентимента и злости — как по отношению к идеологическим противникам, так и к бывшей супруге. Это напрямую связано с желанием поработить Другого — естественным стремлением личности, подверженной ресентименту.

Творчество Канье соответствует духу нацизма, поскольку, согласно Эриху Фромму, нацизм — архетипичный пример авторитарной этики. При этом эстетически Уэст не воспроизводит нацизм в чистом виде — он заимствует лишь некоторые символы и погружает их в иной контекст, что неизбежно меняет их первоначальный смысл.

Что касается его стремления оспорить навязанные извне табу — черты гуманистической этики — то здесь, на мой взгляд, речь идет именно о бунте против разума. Уэст явно не стремится к рациональному осмыслению своих поступков. Даже если признать, что изначально он хотел освободиться от авторитетов, это желание не переросло в позитивную ценностную программу и в итоге превращается в нигилистическое отрицание ради отрицания.

Чувак, эти люди забрали у меня детей,
Потом заморозили мой банковский счет.
Во мне столько злости, и я не знаю, куда ее выплеснуть.
Кажется, я застрял в матрице.

Где, черт возьми, моя закись азота?
Да, я придурок, мне нравится, когда другие спят с моей девушкой.
То дерьмо, что я выкладываю в Твиттер —
Они говорят мне: «Эй, не говори так».

Почему ниггеры не видят меня на публике?
Я катаюсь на полностью хромированном майбахе.
Со всей этой деньгами и славой —
Я все еще не могу вернуть своих детей.

Со всей этой деньгами и славой —
Я все еще не могу увидеть своих детей.
Ниггеры видят мой Твиттер,
Но не видят, что я чувствую.

Так что я стал нацистом.
Да, сука, я — злодей.
Kanye West (Ye) — “HH”.

В поисках морального ориентира

Культурные провокации Канье Уэста можно оценивать двояко — в зависимости от того, судим ли мы их по последствиям либо с точки зрения мотивации самого автора и связанной с ней добродетели.

Если смотреть на последствия, то среди них есть как позитивные, так и негативные. Среди позитивных — десакрализация нацистской эстетики, а также сопротивление ограничению свободы слова. Сам факт призыва к осмыслению границ допустимого высказывания в публичном пространстве имеет значение.

Среди негативных — моральная релятивизация публичного дискурса, а также распространение ресентиментарных эмоций. Перечисленное не помогает обществу конструктивно осмыслить проблемы и только усиливает антагонизм среди его членов. Да и сама форма провокации обращена в первую очередь к эмоциям, а не к рацио индивида.

С точки зрения мотивации и добродетели деятельность Канье крайне сомнительна, поскольку является образцом проявления деструктивной стадии бунта, свойственной авторитарному типу этики.

Да, толпа чернокожих парней в звериных шкурах, которые славят самого страшного убийцу в истории человечества, — это выглядит, конечно же, эффектно. Тем не менее, красивая картинка — это лишь внешний слой, а настоящий смысл, как мы уже обсуждали, гораздо глубже.

Читайте второй номер «Фронды»

Что происходит с современной демократией, совместимы ли свобода и народовластие, исследования современной русской культуры — все это вы встретите на страницах нового номера нашего журнала.

ЗАКАЗАТЬ

Петр Ильин — (не-)культурный и социальный критик.